Гитарист «Автографа» и его книга

Как ни странно, рок-н-ролльное книгоиздание на русском языке продолжается. Буквально на днях московское издательство «Бослен», известное своим небанальным подходом к книгоизданию (поинтересуйтесь книгами великого Юрия Роста, вышедшего у них!), выпустило книгу гитариста Александра Ситковецкого «It’s A Long Story…», в которой рассказана история первых двадцати творческих лет автора — лидера групп «Високосное лето» и «Автограф».

В сущности, это — рок-мемуары. Роскошно изданные, снабженные огромным количеством сохраненных фотографий и мелких деталей времени. Дотошные в силу практически профессиональной и кропотливой привычки автора с юношеских лет вносить все детали происходящего с ним в специальные гроссбухи. Романтичные, поскольку описывается в них в том числе и становление самодеятельной рок-группы в Москве 1970-х. Легко читаемые — у автора беглый, легкий стиль, не слишком яркий, но вполне обаятельный. И, конечно же, субъективные — а какими еще должны быть рок-н-ролльные мемуары?

«Високосники» и «Автограф». Первые и, пожалуй, главные «проггеры» в Москве. Первый состав, изведавший славы подполья, сочинивший и записавший настоящую рок-оперу и переживший несколько смен составов; второй, прошедший сквозь горнило шоу-бизнеса а-ля «совьетик» во всех его воплощениях — от первых гастролей под эгидой «Москонцерта» и выездов в разные, и не всегда приятные уголки страны и мира до «студийного» выступления на первом и самом знаменитом Live Aid — и в конце концов записавший и выпустивший альбом в США, ставший финальным для группы. Оба проекта Александра Ситковецкого, выходца из знаменитой отечественной музыкальной династии были весьма значимы для истории отечественного рока. Странно, что до сих пор такой книги не было.

Ситковецкому, конечно, сильно и много везло: с происхождением, окружением, компаниями, с поворотами судьбы… Он, в сущности этого не скрывает, но и не педалирует. Рассказывая многочисленные гастрольные байки-случаи, он тоже ведет себя достойно: все истории веселы, но мало какие из них пахучи. Он дотошен — иногда излишне — в описании технических и профессиональных деталей, что, с одной стороны, кажется излишним, с другой — придает книге необходимую достоверность. Он не забывает о приметах времени, но и не допускает их переизбытка… В общем, это симпатичная, длинная и не успевающая при этом надоесть книга.

Еще одна показательная деталь «It’s A Long Story…» — почти патологическая точность описаний, стремление упомянуть максимум возможных имен и фамилий. Это делает автору честь: за давностью лет можно было и не вспомнить стольких. Ситковецкий помнит практически всех — даже тех, кто баллотировался в составы его групп, но так и не вошел в них. Это достойно уважения — как и то, что, описывая даже самые непростые этапы своей истории, он максимально сдержан и даже подсмеивается над иными пертурбациями. Понятно, что книга писалась сегодня, когда автор и события с его участием разделены изрядным временным разрывом, но сколько мы знаем случаев позднего публичного сведения счетов? Здесь этого нет. Ну, почти, кроме нескольких язвительных реплик там, где другой разразился бы громами и молниями. Интеллигентный человек, что скажешь.

Ну и наконец: это — книга человека, абсолютно уверенного в том, что он прав. Этот момент не доминирует, но проскальзывает в мелких деталях; можно было бы упрекнуть Ситковецкого в этом, но его жизненный путь показывает, что для такого мнения есть основания. Он многое сделал, многого добился (много ли в мире прог-рок-артистов, чьи песни пели бы поп-звезды — а песни Ситковецкого пела Пугачева!), он написал несколько действительно значительных композиций, он, в конце концов, навсегда остался в истории отечественного рока. То, что он лишь свой — и тех, кто ему близок и симпатичен — музыкальный путь считает едва ли не единственно возможным и правильным, сочтем профессиональной деформацией удачливого музыканта и бизнесмена.

В конце концов, он не обязан быть объективным — особенно теперь, когда эта длинная, длинная история действительно стала именно что уходящей в прошлое историей, но которая все еще дышит жизнью.