Австралийца Томми Эммануэля прекрасно знает весь мир. Он, виртуоз-импровизатор, автор собственной уникальной техники игры на гитаре, благодаря которой во время выступления становится и солистом, и аккомпаниатором самому себе. Не имея музыкального образования и даже — по его словам — не зная нот, он начал с того, что стал одним из самых востребованных в Австралии сессионных музыкантов, затем, начав сольную карьеру, выступал на всех континентах, играл и записывался с самыми разными музыкантами — от Чета Эткинса до Стива Вая… Помимо гитары, играет на банджо, мандолине, ударных инструментах и иногда поет. На его счету — 29 студийных и концертных альбомов; последний его релиз — виниловая сорокапятка с Imagine Джона Леннона.
Несколько лет назад перед очередным российским туром мне довелось поговорить с Томми; фрагменты этого разговора — перед вами.
— Знаете, когда я работал на радио, я часто ставил в эфир ваш совместный альбом с Четом Эткинсом.
— О, как это приятно! Да и Чет был бы вам благодарен за это. Он был великий учитель, большой мастер, великий музыкант, наставник с большой буквы Н. Он очень многому меня научил, и прежде всего тому, что свои границы ты определяешь сам. При этом он был джентльмен старой школы, невероятно консервативный в частностях — но совершенно открытый в главном. Я для 20-летних и сам уже давно старикан, и понимаю теперь, как на меня смотрел Чет — снисходительно, конечно. Но он был добр и умел слышать других, у него была щедрая душа. Да, конечно, он шел от кантри — но и Бах, и «Битлз» были для него равны, по крайней мере, он играл их с одинаковым почтением… Наш альбом, кстати — практически последняя запись Чета. Ему тогда было 73 года.
— Вы много работали как сессионный музыкант до того, как стали сольным артистом. С кем доводилось играть?
— Я вообще хотел стать именно студийным музыкантом, — и уехал в Сидней, работал в студии с сотнями музыкантов и групп. В студийной работе есть большая мудрость и польза, приобретаешь невероятный опыт, играешь с разными людьми и от каждого учишься чему-то. Было непросто: я самоучка, нот не читаю… но потом все пошло на лад. Я работал в основном в Австралии, редко — в США, однажды работал с Дэйви Джонсом из The Monkees, записывался с Men At Work, Air Supply… Но в студии ты выполняешь желания заказчика, твое мнение никого не интересует: сегодня рок, завтра кантри, послезавтра хэви метал… Так что есть плюсы, есть и минусы.
— Когда вы решили выступать соло, вы понимали, чего хотите?
— Я хотел выступать на сцене с собственными композициями, хотел сочинять свою музыку, хотел исполнять нравящиеся мне чужие вещи. Один. Моя техника, которая к тому времени уже была отработана во многом, позволяла мне понимать, что я вполне обойдусь без подельников. И это давало мне невероятный уровень свободы.
— Вы привыкли к этому одиночеству?
— Наверное, к этому привыкнуть нельзя… На сцене я чувствую прежде всего ответственность. Все эти люди пришли сюда, чтобы послушать меня, и я не имею права их разочаровать, подвести, дать им обмануться в выборе… Вот примерно так я чувствую себя всякий раз, выходя на сцену, и чувство это не ослабевает.
— Какому носителю вы отдаете предпочтение? Стриминг, файлы, компакт-диски, может быть, виниловые грампластинки?
— Я не коллекционер. Конечно, у меня есть какое-то количество компактов, у меня с собой айпод с mp3-файлами, но… если честно, винил до сих пор мне нравится больше всего!
— Я слежу за вашими соцсетями, и заметил, что вы выступаете и на сценах больших городов, и в провинциальных небольших местечках…
— Я очень люблю играть в незнакомых местах! Это как проверка: смогу ли я завоевать симпатии людей, которые ничего про меня не знают? И потом, это невероятно интересно. Гастрольный ритм непрост, увидеть много никогда не удается, да и сам я не записной путешественник, не охотник до достопримечательностей, но выступить в маленьком провинциальном зале меня ну просто хлебом не корми!