Три альбома, не связанные (почти) ничем

Жак Луссье, Йоахим Кюн, Бобби Макферрин — имена значимые, имена важные; ни один из них не относится впрямую к тому, что принято понимать под джазом, например, — но существуют по большей части именно в джазовом контексте. Так получилось, что мне довелось переслушать их почти подряд — и я подивился тому, как каждая из этих записей украшает собой мир, заставляет внимательней относиться к себе и помогает жить, проще говоря — в сегодняшнем, на глазах рушащемся мире любая попытка восстановить гармонию и красоту — кстати. А тут их целых три.

Jacques Loussier

Beethoven: allegretto from symphony no. 7, theme and variations

ТеIarc | 2003

Продукцию трио Жака Лусье зачастую причисляют к китчу — пошлости, грубо говоря. Когда в 2002-м он выступал в Москве, серия концертов, которую довелось ему открывать, так и называлась — «Изысканный китч».

Известный еще с начала 1960-х своими кул-версиями Баха, этот француз находится в странном положении — определенно более чем талантливый пианист не воспринимается по большому счету всерьез ни джазовыми, ни академическими людьми. Его джазовые интерпретации Вивальди, Дебюсси, Равеля и Сати многократно вызывали максимум пожатие плечами: зачем? Впрочем, люди вдумчивые и непредвзятые отмечали неудачу с Дебюсси: «незачем искать свинг — его там по определению нет».

При этом — респектабельные седины, серьезный взгляд, опыт работы с Pink Floyd и исполнение музыки Queen с симфоническим оркестром, и, самое главное — трепетное до судорог отношение к оригиналам.

На этом альбоме Лусье берется за «великого глухого». И не то что бы за всего — нет, он берет симфонию за номером семь, выдергивает из нее аллегретто и записывает его как тему. А рядом — десять вариаций.

Тема проста и оттого невероятно притягательна. На третьей вариации слушателю понятны не только побуждения Лусье: он как бы становится самим композитором, пытающимся уяснить, куда все-таки его ведет эта мелодия. А ведет она его непростыми путями. Вариации разнятся — от глубоко романтически-балладной до драматически-репетитивной, от почти откровенно свинговой до почти ЕСМ-образной. Кажется, Луссье не ставит задачи показать всю панораму пианистической стилистики нынешнего джаза, но временами у него получается.

Впрочем, все это не в упрек альбому — он вышел очень разнообразным и, что немаловажно, не режущим слух. Временами Лусье, чтобы не нагонять серьезности, вставляет едва заметные музыкальные шутки (одна, та, где тема решается сквозь схему «Лунной сонаты», пожалуй, не сильно замаскирована), что тоже многое говорит о нем. Может, он и лукав, но не шарлатан и большой талант. И пошлости в его интерпретациях нет ни на грош.

Joachim Kuhn, Majid Bekkas, Ramon Lopez

Chalaba

ACT  | 2011

О немецком пианисте и альт-саксофонисте Йоахиме Кюне принято говорить как о ветеране авангарда, что, в сущности, верно: некогда он, начинавший в социалистической ГДР, перебравшись на Запад, работал с Арчи Шеппом и Орнеттом Коулменом, помимо множества прочих легендарных музыкантов. Тем не менее, это определение ничего не дает нам, когда мы говорим о третьем альбоме трио, в котором, кроме него, участвуют марокканский гитарист, вокалист и исполнитель на местном инструменте гембри Маджид Беккас и франко-испанский перкуссионист Рамон Лопес. Эту музыку трудно определить в рамках какого бы то ни было стилистического гетто: в ней отчетливо слышны корни всех троих музыкантов, но сумма оказывается больше слагаемых — при том, что базис тут, несомненно, импровизационный, более того — джазовый, в отдельных композициях можно услышать влияние ритмики регги (Enjoy), где-то выплывают элементы фламенко (Asmaa), а в Back To Normal и The Second Egg Кюн апеллирует к своему авангардному прошлому. Самое же замечательное здесь то, что джазмены чувствуют себя своими в этнической стихии, а марокканский музыкант заставляет свой инструмент звучать едва ли не как джазовый контрабас.

Пиковой же точкой альбома, безусловно, является динамичная, мощная и в то же время отчетливо ироничная, почти десятиминутная пьеса Play Golf In The Fresh Air: она, как пружина, распрямляется, становясь своеобразным мостом между Прокофьевым, Монком и Китом Эмерсоном, сохраняя при этом ироничную дистанцированность от всех троих. В недавнем интервью Кюн, кстати, отмечал: «Никто из нас в гольф не играет — мы слишком молоды для этой игры».

Bobby McFerrin

spirityouall

Sony Masterworks | 2014

О Бобби МакФеррине известно много, но почти никто не упоминает о том, что родился он в семье вокалистов — его отцом был известный оперный баритон Роберт МакФеррин-старший, мать, Сара Коппер, тоже была певицей, а значит, дар у него наследственный. Роберт МакФеррин был не только первым афроамериканцем, заключившим контракт с «Метрополитен Опера», но и известным интерпретатором духовных песен — спиричуэлов. Одной из главных его записей является альбом 1957 года «Deep River» and Other Classic Negro Spirituals. Так что альбом spirityouall, в который вошли тринадцать известных — как фольклорных, так и авторских — спиричуэлов (на нем, кстати, есть три из тех, что спел когда-то Роберт-старший), стоит считать отчасти посвящением отцу.

МакФеррин многажды говорил о том, что музыка есть одно из высших проявлений религиозности, здесь получил возможность продемонстрировать эту мысль наглядно — и выполнил это с блеском. Он пригласил  виртуозного гитариста Ларри Кэмпбелла, прекрасно владеющего всеми видами специфически американских инструментов (добро, слайд-гитара, стил-гитара); партию контрабаса и бэк-вокал записывала изобретательная и всегда неожиданная Эсперанса Сполдинг, а вторым басистом был не менее интересный Ларри Гренадир, частый соратник гитариста Пэта Метини и пианиста  Бреда Мелдау; на клавишных сыграл пианист и аккордеонист Гил Голджстайн, а ударные поделили между собой Чарли Дрейтон и Эли Джексон. Результат — густой, тягучий и безусловно узнаваемый саунд дельты Миссисиппи, в который вплетается голос вокалиста.

Фактически МакФеррин заново изобретает спиричуэл, лишая его, с одной стороны, привычной торжественности (и даже делая его более светским), с другой — приближая к пониманию абсолютно любым слушателем. Он как будто говорит с Богом напрямую, без посредников, но так, чтобы любому было понятно. Парадоксальным образом это ярче всего видно в песне Боба Дилана I Shall Be Released, религиозный контекст которой здесь, с одной стороны, усиливается — но абсолютно светская партия электропиано делает ее равноприближенной и к небесам, и к человеку.

МакФеррин сумел органично соединить сакральное и светское, не поступившись первым и не педалируя второе. А еще — создать новые прочтения давно известных песен, дав им новую жизнь.