Съемки «Заводного апельсина» начались. На площадке Кубрик был требователен и безжалостен. Вот, например, как Малколм Макдауэлл описывал съемки сцены изнасилования: «Сперва мы сняли все в постели. Получилось замечательно. Но с утра начали по новой. Поменяли мебель, убрали с площадки часть людей — Стэнли все не нравилось. Потом он, видимо, от полной безысходности, сказал мне: «А может, ты станцуешь?». Я пару раз крутнулся вокруг своей оси и — не знаю уж почему — запел самую радостную и безмятежную песню из голливудского мюзикла «Поющие под дождем». Стэнли пополам согнулся от смеха, схватил телефон и стал куда-то названивать, а потом повернулся ко мне и победно произнес: «Купил!» Он купил права на эту песню за десять тысяч долларов!».
Во время съемок Макдауэлл натерпелся всякого. В сцене, когда заключенному Алексу прививают отвращение к насилию, показывая на киноэкране жуткие сцены в сопровождении его любимого Бетховена, актеру чуть было не повредили зрение приспособлением, мешавшим закрыть глаза. «Я чуть ли неделю не видел ничего одним глазом. Пришлось даже сделать укол морфия, настолько мне было больно». Во время съемок одной из драк ему сломали два ребра.
Дэйв Проуз, бывший чемпион по поднятию тяжестей, сыгравший в «Апельсине» телохранителя писателя-либерала, считал, что Кубрик «выпивал из актеров все до самого донышка, выжимал их как лимон. Он не уважал их. Они были нужны ему как рабочий материал — не более того». «Да уж», — вторит ему Макдауэлл, — «если бы Кубрик не был кинорежиссером, он был бы отличным начальником штаба вооруженных сил США».
Но при всем при том Макдауэлл не может отрицать совершенно особого состояния на съемках фильма: «Это было какое-то наваждение. Ни до, ни после у меня не было такого ощущения. Мы все словно были под действием какого-то наркотика».
Первый закрытый показ фильма состоялся в конце 1971 года в Лондоне. Среди приглашенных был и Энтони Берджесс с супругой. Писателю не понравился музыкальный ряд, но более всего он был удручен тем, что Кубрик отрезал финал книги — момент превращения Алекса в буржуа, момент понимания им того, что как веревочка ни вейся, а конец определен: дом, семья, работа. Кубрик возражал: он работал с американским изданием романа, которое заканчивалось тем же воплем Алекса, что и фильм, — «Я излечился наконец!». Впрочем, это было лукавство чистой воды; в позднейших интервью Кубрик признавался, что финал книги казался ему искусственным, неорганичным и что он изначально не собирался его использовать.
В январе 1972-го фильм вышел на экраны Англии, и первые же отклики прессы были абсолютно отрицательными. «…Невозможно смотреть, нечем восхищаться. Этот фильм лишь бьет, и бьет больно» (The Times). «Этот фильм опасен» (Daily Mirror). Даже политики вносили свою лепту. Депутат от лейбористской партии Морис Элдельман сказал в интервью The Evening Standard: «Этот фильм может стать объектом культа и привести к множественным вспышкам насилия».
Нужно понимать, в какое время появился «Апельсин». Взрывались бомбы боевиков Ирландской республиканской армии. По всей Англии бастовали шахтеры, закрывались фабрики, страна стояла перед угрозой роста безработицы. Грядущие выборы консервативное правительство готовило под лозунгом «Закон и порядок». В этой ситуации «Апельсин» был зажженным фитилем рядом с пороховым складом… Плюс ко всему в Ланкашире какие-то подонки изнасиловали семнадцатилетнюю голландскую туристку, а в Бакингемпшире другие подонки убили бродягу. Неважно, что ни в том, ни в другом случае убийцы не только не видели фильма, не читали книги и даже не знали об их существовании — свежий номер News Of The World вышел с кричащей шапкой «Фильм воспитывает убийц?!» А на процессе над шестнадцатилетним манчестерцем, избившим малыша так, что тот попал в больницу, судья — на основании того, что подсудимый был одет в белое. а на голове у него был котелок – объявил «Заводной апельсин» «ужасным, ублюдочным, откровенно вредным фильмом».
Кубрик избегал общения с прессой, он вообще не любил журналистов, так что за все пришлось отдуваться Берджессу. Позже он писал: «С тех пор, как роман вышел в свет, его почти не замечали — даже замалчивали, а тут я в одночасье стал одновременно растлителем малолетних и в то же время — совершенно неожиданно! — социальным писателем!». Впрочем, анти-«апельсиновая» кампания позволила ему потребовать от киностудии Warner Brothers дополнительных денег в качестве компенсации морального ущерба.
По ту сторону океана накал страстей был не столь силен, но номинация на «Оскара» привело к заявлению группы кинодеятелей во главе с Барброй Стрейзанд, призывавших бойкотировать «Заводной апельсин». Приз за лучший фильм получил Уильям Фридкин с «Французским связным». Фридкин, правда, поступил благородно — в своем выступлении он назвал Кубрика «лучшим режиссером этого года».
Кубрик был измучен. Он считал обвинения беспочвенными, а собственный фильм скорее антиутопией, нежели социальной сатирой, произведением искусства, а не газетной передовицей. После того, как режиссеру и его семье начали угрожать по телефону, Waner Brothers по просьбе Кубрика изъяли фильм из британского проката.
Это прошло незамеченным, поскольку официально Кубрик ничего не заявлял, и выяснилось все аж в 1979-м, когда в Лондоне решили провести ретроспективу работ режиссера. Организаторы с удивлением обнаружили, что не могут показать даже отрывков из «Заводного апельсина».
Решение Кубрика привело к тому, что в Англии «Апельсин» стал одним из самых упоминаемых и одиозных фильмов всех времен. Циники говорили, что в этом-то и заключался секретный замысел режиссера. «Нет, — говорит Макдауэлл, — циником он, точно, не был. Он бы параноиком, вот и все. Но я его понимаю».
«Заводной апельсин» стал главным источником и составной частью всех фильмов, в которых хоть как-то затрагивалась тема молодежного насилия. От «Воинов» Уолтера Хилла до «Прирожденных убийц» Оливера Стоуна, от «Квадрофении» Фрэнка Роддэма до «На игле» Дэнни Бойла, от «Скинов» Джеффри Райта до «Бойцовского клуба» Дэвида Финчера — ни одна из этих картин не смогла избежать влияния этого фильма. Но влияние его не ограничивалось рамками кинематографа. Молодежь заговорила на надсаде, его использовал в своих песнях Дэвид Боуи, а Джон Бонэм из Led Zeppelin и Slade использовали наряды Алекса и компании как сценические костюмы. Джонни Роттен и Сид Вишес называли друг друга droogz — как в фильме. А Мартин Уэйр, покинув Human League создал собственную, Heaven 17 — так называлась воображаемая группа из «Апельсина». Все продолжалось и дальше — не случайно же группа из Шеффилда получила название Moloko, а Blur в клипе The Universal чуть ли не один в один скопировали сцену в баре Korova.
Когда Кубрика не стало, запрет на показ фильма в Англии был снят. Фильм с триумфом прошел по экранам, вызвав бурный восторг и тех, кто помнит его по прежним временам, и тех, кто открыл его только теперь. Однако, восхищаясь им, нужно помнить, что заработанная Кубриком на съемках «Апельсина» паранойя преследовала его все оставшиеся двадцать шесть лет его жизни.
