Если в Москву хотя бы раз в году не приедет Горан Брегович, год, считай, пропал. Этот веселый, циничный, необыкновенно талантливый человек готов на самые разные формы коллабораций и экспериментов; его песни — одни и те же! — звучат на самых разных языках; он любит жизнь и музыку и умеет ими наслаждаться. Несмотря на пандемические запреты и ограничения, концертный год в Москве закрывает тоже он — вместе с бывшим работодателем Эмиром Кустурицей и Гариком Сукачевым. Поэтому стоит вспомнить несколько наших с Бреговичем достаточно задушевных разговоров; сухое слово «интервью» для них не очень подходит.
Горан, многих волнует ваше творческое — и не только — долголетие. Вы выглядите сильно младше своих лет. Кому вы продали душу за вечную молодость?
(смеется) Музыке, и только ей! А если серьезно — хотя серьезно тоже не получится, зато хотя бы честно — то при коммунистах я практически не работал. Не было смысла — правительство забирало 90% заработанного. Так что я фактически только расслаблялся.
А как же ваши феерические гастроли с группой Bijelo Dugme и ваши легендарные загулы, благодаря которым вас называли «балканский Джаггер»?
Ну, это такая форма активного отдыха (смеется). Но я продолжаю настаивать, что накопленная за время этого «отдыха» энергия подпитывает меня до сих пор. Ну и, потом, это не работа была, Bijelo Dugme, и не музыка, по сути дела — рок-н-ролл был религией. И мы — ее адептами.
Несколько ваших мелодий путешествуют из альбома в альбом в исполнении разных артистов. Вам нравится, как они звучат в разных контекстах?
Мне нравится сама идея того, как моя музыка становится мостиком между разными странами, разными культурами. Да, каждый раз все по-разному: оркестры в Турции и в Швеции и играют, и звучат совершенно иначе — а ноты одни и те же при этом! Мне нравится, как мои песни рождаются всякий раз заново.
Известные композиторы, начинавшие как рок-музыканты и добившиеся серьезного успеха в кино — Ханс Циммер и Вангелис, например — практически не появляются на сцене во время исполнения своей музыки. А вас хлебом не корми, дай погастролировать.
Ну, это одна из моих главных страстей, я невероятно люблю играть живьем, с большим составом. С этим чувством, пожалуй, мало что может сравниться. Прямой отклик, мгновенное взаимодействие с публикой — это невероятной силы наркотик.
Вы — сербский по происхождению композитор, работаете по всему миру, с самыми разными артистами. При этом космополитизме ваши корни всегда слышны.
Вот мы с вами говорим по-английски, хотя язык этот для нас обоих неродной, и понимаем друг друга. С музыкой то же самое, при этом ее язык способен передать куда больше нюансов и тонкостей, чем человеческая речь. Это знали все, от Стравинского до Бартока, от Гершвина до Леннона и Маккартни — и пользовались этим. А генетику ж никуда не спрячешь…
И все же, где ваше место на музыкальной карте мира?
Знаете, я происхожу из весьма небольшой культуры. Купите энциклопедию, какую-нибудь «Большую историю музыки» — там не будет никого из нас. Возможно, я буду первым, кто попадет, на эти страницы, так что происходящее со мной — настоящее, большое чудо. Наверное, это первый раз в истории: маленькие культуры начинают влиять на большие. Не только в музыке, но в литературе, кино. Я ответил на ваш вопрос?
У вас есть своя версия «Кармен». От чего вы отталкивались — от оперы или новеллы? И почему у вас все кончается хорошо, а не как у Мериме и Бизе?
Мне часто предъявляют претензию, что я камня на камне не оставил от Бизе… Нет, я опирался на новеллу Проспера Мериме, и по очевидным причинам — во-первых, это архетипичная история о любви и предательстве, понятная любому, во-вторых, опять же завязанная на моих любимых цыганах. То, что у меня в ней счастливый конец, тоже могу объяснить: в мире достаточно несчастий, и если у меня есть шанс хотя бы на сцене исправить эту ситуацию, почему не сделать этого?
