На дворе стоял 1969-й. Нил Янг уже успел поиграть в группе Buffalo Springfield, добившейся заметного успеха и стать единственным не-американцем в Crosby Stills Nash & Young; рабочее время свое он делил между этой супергруппой и собственной командой Crazy Horse. У CSNY только что вышел сверхуспешный альбом Deja Vu, отношения в коллективе (в основном из-за взрывного характера Янга) были ни к черту, и по совокупному уговору все четверо решили выпустить по сольному альбому. Для Янга он был уже третьим.
У всякого, кто займется пристальным изучением песен, написанных лохматым канадцем в период 1969 -71 годов, сразу увидит, как его метало между мощным, сырым роковым звуком и нежно любимыми кантри и фолком; альбом «После золотой лихорадки» — просто-напросто квинтэссенция этих метаний: при его записи Янг решил совместить почти что в буквальном смысле своего «Сумасшедшего коня» и трепетную лань, если принять за таковую, например, Стивена Стиллза. Как ни странно, получилось очень органично, хотя и нельзя не услышать, что янговский тенор – даром что за сорок лет мы все к нему притерпелись – на титульной песне малость раздражает. Справедливости ради нужно отметить, что Янг до сих пор не определился, что ему ближе – за что мы его, собственно, и любим.
Альбом начал записываться в лос-анджелесской студии Sunset Sound – но продолжалось это недолго. Гитарист Crazy Horse Дэнни Уиттен уже тогда начал злоупотреблять веществами тяжелого свойства, что серьезно сказывалось и на качестве его музицирования, и на общей атмосфере записи (два года спустя он умрет в Лос-Анджелесе от передозировки). Сессию пришлось сворачивать, Дэнни отправлять домой и перебираться в подвал свежевыстроенного дома Янга в Топанга-Кэньон вместе с другими – соратником и близким другом Фила Спектора пианистом Джеком Ницше, юным гением гитары Нильсом Лофгреном (его Янг в соответствии с собственным параноидальным представлением о том, что получается в результате перемены мест слагаемых, посадил за рояль), басистом CSNY Грегом Ривзом, барабанщиком Crazy Horse Ральфом Молиной и Стивеном Стиллзом, как было сказано выше. Дело пошло: как ни странно, оба рояля, и ницшевский, и лофгреновский не конфликтовали, но сообщали релизу хрупкость и неустроенность – при всей внешней гармонии, а многоголосые бэки (Стиллс и Лофгрен) придавали силы и уверенности голосу самого Янга. Гитарные соло — мощные и лаконичные — принадлежат Лофгрену, и для 18-летнего музыканта они звучат очень по-взрослому.
Надо вспомнить вот еще о чем – альбом этот планировался изначально как саундтрек к неснятому фильму с тем же названием; верней сказать, так назывался сценарий Дина Стоквелла и Херба Бермана – попытка совместить вестерн и постапокалиптику. Больше о сценарии сказать нечего – его текст утерян, а сам Янг говорит, что отголоски его можно найти только в титульной песне да еще в треке Cripple Creek Ferry – но тем не менее.
То, что вышло в свет 19 сентября 1970 года, вот уже много лет причисляют к вершинам рок-н-ролла, хотя в ту пору реакция была скромнее: критики отмечали потенциальную первостатейность материала, но сокрушались, что исполнение подкачало, да и вообще альбом блеклый, невыразительный какой-то. Время расставило все по местам – при прослушивании оказывается, что, во-первых, пластинка совершенно не устарела ни по форме, ни по содержанию, а во-вторых – что слушается она не просто как концептуальный или какой там еще альбом, а как натуральный greatest hits collection – во-первых, все песни сидят где-то в подкорке, во-вторых, практически все отличные.
Тем не менее, After The Gold Rush при всей его цельности и прозрачности, при всей сдержанной мощи оказался только ступенькой на пути к воистину великому альбому, после которого Янга безоговорочно признали состоявшимся сольным артистом. Он вышел два года спустя и назывался Harvest. Но в истории рок-музыки и творческой биографии Нила Янга они навечно стоят рядом – и, право слово, это более чем справедливо.
