World music — маркетинг или искренность?

Есть немного конспирологическая история о том, что «мировая музыка» (world music) была придумана 29 июня 1987 года в лондонской пивной The Empress of Russia, где британские радиоведущие и владельцы фирм звукозаписи собрались, чтобы составить бизнес-план по внедрению в шоу-индустрию нового продукта. Может, это правда, может — нет, но уже тогда мировая музыка существовала — неведомый никому тогда барабанщик ленинградского «Яблока» Роман Дубинников (ныне — постоянный композитор спектаклей Славы Полунина) в компании друзей — музыкантов и актеров — четыре года как записал альбом «Кого нету, того очень жаль», ставший первым настоящим российским world music-альбомом. К тому же альбом Пола Саймона Graceland, записанный с участием южноафриканских музыкантов, год как продавался со скоростью горячих пирожков.

Движение «этно», ставшее модным с конца 80-х годов прошлого века, отчетливо делится как минимум на две составляющие. Первая — фольклор, аутентика, традиция, записанная при помощи высоких технологий и ставшая доступной не только соплеменникам и фольклористам, но и всем интересующимся. Она высоко ценится, но спрос на нее узок. Вторая — скрещивание традиции с современными жанрами. Оно тоже разделяется на три компонента. Прежде всего — коммерческая музыка, в которой этническая составляющая играет роль экзотической краски (еще в 50-е по Западной Европе прокатилась волна стиля «экзотик», основанного на псевдокарибских мелодиях — в 90-х эту музыку вытащили из чулана как некое откровение). Сегодня «мировая музыка» даже не бренд, а вывеска, и будем честны: самая продаваемая этно-пластинка Buena Vista Social Club отношения к фольклору не имеет: все члены этой великой сборной всю жизнь занимались эстрадой, просто оказавшейся не фальшивой, не натужной, а свободной, чувственной и искренней. А малийский певец и гитарист Бубакар Траоре в 60-х был с хитом Mali Twist чуть ли не главным поп-идолом своей страны и лишь в конце 80-х, когда его обнаружили английские продюсеры, стал звездой world music — впрочем, музыкантом он был искренним и настоящим.

Второй вариант — использование фольклора с целью обогатить и оживить застоявшиеся рок- и поп-жанры, с одной стороны — и нести этническую культуры в массы — с другой. Эту линию, которая и называется общим термином Worldbeat успешно продвигает прежде всего Питер Гэбриел (экс-вокалист Genesis — основатель движения и фестиваля WOMAD и лейбла Real World, выпускающего музыку как сугубо этническую).

Есть и третий вариант — когда, увлекшись поначалу экзотичностью и необычностью звучания, артист открывает затем целый мир не только собственно музыки, но и всей доселе чужой культуры, в которой музыка — лишь органическая составляющая. Это случай, к примеру, гитариста Джона Маклафлина, да и вообще в этом замечены в основном музыканты джазовые — среди них можно назвать саксофониста Стэна Гетца, сыгравшего ключевую роль в популярности бразильской босса-новы, британского саксофониста Тони Скотта, активно занимавшегося восточными духовными практиками, норвежского саксофониста Яна Гарбарека и трубача Дона Черри, многие годы жившего в Швеции. Но они отчего-то не входят в табель о рангах world music.

Особняком стоит опыт россиянина Сергея Старостина, по образованию музыканта академического, но по образу жизни и состоянию души — фольклорного вокалиста, музыканта и исследователя фольклора. Сергей активно сотрудничал как и с рок-музыкантами — «Альянсом», группой Инны Желанной Farlanders (Инна, кстати говоря, ныне создала удивительный проект «Вилы», работающий на стыке хореографии, театра, фольклора и ритуальных практик), Леонидом Федоровым из «Аукцыона» — так и с музыкантами импровизационной школы: он — один из основателей коллектива Moscow Art Trio, участник трио «Шилклопер-Волков-Старостин» и так далее. И в каждом из этих проектов, являясь абсолютно органической для них составляющей, он оставался самостоятельной творческой единицей.

Зачастую этнические пуристы упрекают саму идею «мировой музыки» в том, что музыканты, адаптируя народную традицию к массовому вкусу, совершает преступление перед культурой. Отчасти это так, но нелепо ждать от людей ХХI века досконального следования ритуалам века, к примеру, ХVIII, во всяком случае, от жителей тех стран, которые от традиции ушли достаточно далеко. Куда симпатичнее выглядит наивная, но такая привлекательная мечта пианиста, лидера упомянутого уже Moscow Art Trio, ныне, увы покинувшего этот мир Михаила Альперина о том, как «молдавские свадебные музыканты в рокерских кожаных косухах играют Моцарта».

Но, кажется, «мировая музыка» — поскольку она красива, ритмична, ярка, манка, в конце концов — все же будит пусть поверхностный, но интерес к традициям у самой широкой публики. Потому что кто-то из тех, кто копнет глубже перед тем, как ответить себе на вопрос «куда мы идем?», постарается получить ответы на вопросы «откуда мы» и «кто мы». А уже потом, конечно, можно делать следующий шаг.