Когда лет десять назад случилась премьера заново озвученной диснеевской «Книги джунглей», актер Олег Анофриев, получивший роль Короля Обезьян, взволнованно говорил о том, что очень старался быть не хуже оригинала — а ведь в оригинале за него великий Сачмо, Луи Армстронг! Анофриев ошибался. В оригинале был не Сачмо, а Луи Прима.
Нет, у Анофриева были основания ошибаться. Как и Сачмо, Прима родился в Нью-Орлеане — но в семье итальянских иммигрантов. Мама и папа считали, что Луи должен играть на скрипке, но в 15 лет он услышал (!) Армстронга и переключился на трубу. Стал неплохим музыкантом, играл в нескольких оркестрах, пока знаменитый в эпоху свинга бэндлидер Гай Ломбардо не позвал его к себе в оркестр — там Прима играл среди истинных звезд эпохи. Но несмотря на востребованность в коллективе, Прима стал погуливать налево: он играл и пел в мюзиклах, а временами сочинял. В 1937-м он стал автором песни Sing, Sing, Sing, которую записал оркестр великого кларнетиста Бенни Гудмена — с угарным по тем временам барабанным соло не менее великого Джина Крупы.
Песня стала гимном эпохи свинга, а Прима пару лет спустя собрал собственный состав The Gleeby Rhythm Orchestra. С ним он набрел на собственный стиль, в котором фактически предвосхитил эру рокабилли — лет эдак на пятнадцать. Свинг здесь сочетался с атакующим стилем лидера-вокалиста, английский язык — с итальянским, тексты — со скэтом (голосовыми вокальными импровизациями)… Хит того времени — вышедшая в разгар Второй Мировой Angelina.
В 1948-м Прима сменил вокалистку в составе. Кили Смит, девчонка с мальчишеской стрижкой, работала на контрасте с разбитным стилем Примы; их дуэты становились хитами, а в 1953-м Кили стала четвёртой по счёту женой Луи.
Когда в середине 50-х стало понятно, что биг-бэнды больше не интересуют публику, Прима со свойственным ему лихим практицизмом верно усек вектор времени: он отправился в Лас-Вегас. Город азарта и наживы испытывал нужду в развлечениях, и собранный Примой вместе с тенор-саксофонистом Сэмом Бьютерой состав The Witnesses начал на постоянной основе работать в отеле Sahara.
Вот здесь и становится понятно, почему джазмены и джазовые критики не относились к Приме всерьез. Не потому, что он был энтертэйнером, развлекателем — среди великих джазменов такие тоже были. Но Прима был шоуменом от Бога. Он прыгал по сцене, он задирал своих партнёров и зрителей — он наслаждался этим и в Вегасе, и в шоу Эда Салливена, главном тогда на американском ТВ, и на инаугурационном балу Джека Кеннеди… Среди тех, кто в 50-х рукоплескал Приме в Вегасе, был Уолт Дисней. Когда в середине 60-х зашла речь об экранизации киплинговского «Маугли», Уолт, по легенде, бросил: «хорошо бы Приму позвать». Великий аниматор умер в 1966-м, фильм снимали уже без него, но завет его был исполнен: Приму пригласили озвучить главную обезьяну, даже назвали ее Королем Луи. И не прогадали: I Wanna Be Like You стала одной из самых любимых детских песен англо-американского мира. И не только детских.
И тем не менее популярность Примы падала: он постарел, Лас-Вегас его постепенно выдавил, и Луи вернулся домой, в Новый Орлеан, где играл для туристов. В семидесятых у Примы нашли опухоль мозга, удачно прооперировали, но великий развлекатель впал в кому и не выходил из нее до самой смерти в 1978-м.
В июле 2010-го на голливудской Аллее Славы появилась, наконец, его именная звезда. Для Луи Примы это уже давно ничего не значит, но для Истории это, пожалуй, важно. Потому что это признание серьезности и значительности намерений и дел музыканта, бонвивана и весельчака, главный грех которого перед Великим Искусством состоял в том, что он любил развлекать людей, любил быть популярным и умел этого добиваться. Он начал делать это чуть раньше, чем другие, и потому был куда более искренним и честным. И поэтому мы любим Луи Приму, а Великое Искусство, честное слово, может идти лесом.
