Прошу прощения за словосочетание “русский рок” — это то ли ругательство, то ли мантра, то ли боевой позывной, но без него не обойтись… Лет тридцать назад песня Юрия Шевчука “Они играют жесткий рок” стала одним из гимнов поколения: вылезшая из подполья рок-н-ролльщина изо всех сил голосила слова припева:
но верю я, настанет срок
на удивленье всему миру
над нашей Северной Пальмирой
взойдет звездою русский рок!
Потом были два легендарных фестиваля в Черноголовке и Подольске, — и вот в Подольск, куда более представительный, приехала группа “Хроноп”.
Они были из Нижнего Новгорода, тогда – Горького, из ссылки в который всего лишь чуть меньше года назад был выпущен академик Андрей Сахаров, полузакрытого города. Казалось, от них должно бы веять тем временем, антитоталитарным, плакатно-газетным, а они, напротив, были интеллигентны, чуть нелепы в своих панамах, выглядевших особенно гротескно в сентябре. У “Хронопа” был в составе саксофон, они играли стилизованное регги, и тексты их казались чересчур вычурными и изящными на фоне агиток, например, “Телевизора” и народной поэзии “ДДТ”; даже “Наутилус” на фоне “Хронопа” выглядел прямолинейно и агитационно. Время было такое. А они – и прежде всего, конечно, вокалист и автор текстов Вадим Демидов – были книжниками, умниками, меломанами. Об этом говорило и название группы, взятое из парадоксальной прозы Хулио Кортасара. Впрочем, запомнились две песни. В одной из них издевательски пелось ”мы гибкие люди, мы – шланги”, а вторая утверждала: “Сержант Пеппер, живы твои сыновья!”.
Потом я потерял их из виду и встретил уже в начале нового времени, в первой половине 1990-х, в Харькове, на рок-фестивале – тогда-то мы и познакомились с Демидовым. Но и эта связь, казавшаяся крепкой, тоже прервалась. Я пропустил выход альбома на умиравшей “Мелодии”, пропустил альбом “Где-то в Европе”; напомнил мне о “Хронопе” Чиж, записавший на хитовом альбоме “О Любви” в 1995-м две песни Демидова: Still Life и “Любитель жидкости”. И все, и опять какой-то провал.
Я умудрился упустить из вида даже обаятельнейший проект “Замша”, в котором Вадим Демидов также принимал деятельное участие. И поэтому невероятным показалось мне триумфальное возвращение “Хронопа” в конце первого десятилетия ХХI века. Если на “Любителе жидкости” (2006) и “Песнях бронзового века” не все песни легли на слух (хотя я не мог не ответить настоящие шедевры вроде “Старого Нового года”), то уже “Венецианский альбом” (2009) стал для меня совершенно цельным произведением, точным и продуманным.
Тут надо вот о чем сказать. “Хроноп” позднего извода оказался удивительным и долгожданным явлением: музыканты, пришедшие из давнего и почти забытого прошлого, звучат совершенно своевременно. Вадим четко проводит линию от давних блаженных и дурацких времен, от Подольска-1987 через «Рок чистой воды» к сегодняшнему дню, и в этой линии есть место восхитительной образности текстов, которой ничуть не мешают милые неловкости, косноязычия вскользь, оговорки, дурацкие неологизмы, жаргонизмы, пустяки. Есть в ней место и потрясающим, лаконичным и убедительным гитарным хукам, тому, чего так не хватает практически всей отечественной музыке, серьезным и простым басовым партиям, крепкому и четкому гулу ударных. В песнях «Хронопа» слышатся отголоски всего того, что Вадим, запойный меломан, искренне радующийся каждому новому и необычному звуку, слушает каждый день — и отголоски эти воплощаются в удивительно современном и в то же время знакомом звуке. А еще в них есть почти запретная для рок-н-ролла вещь: от некоторых из них хочется выйти на улицу и плакать.
Демидов, кстати говоря, успел написать еще и несколько романов, которые чем дальше, тем более посвящены – в метафорической, иносказательной форме – острым проблемам современности, от двух последних (“Яднаш” и “2028, или Одиссея Черной дыры”) становилось даже жутковато. Однако в песнях его есть место надежде и счастью; впрочем, актуальности он тоже не чурается.
Но самая для меня главная особенность “Хронопа” вообще и Демидова как художника в частности заключается в том, что он, будучи безусловно талантливым, остается свободным, искренним и живым — чего не скажешь о большинстве представителей его поколения. Он открыт новому, он не костенеет, не застывает в мраморе, не становится городским сумасшедшим; он живет в творчестве. И то, что его песни не всегда оказываются безупречными, подтверждает эту самую настоящесть и современность.
