В американском городе Колумбус, штат Огайо, США, жил в 50-х годах прошлого века саксофонист Чарлз Алфред по прозвищу Чаз. Он начал играть в конце 40-х в танцевальном составе своего отца, затем базой для Чаза стал клуб Kitty’s Showbar, где он играл с тромбонистом Олой Хансоном — созданный ими квинтет в начале 50-х объездил с гастролями Средний Запад, Восточное побережье, доезжал и до Канады. В одной такой поездке его приметил Оззи Кадена, работавший на Германа Любински, основателя и владелец звукозаписывающего лейбла Savoy. В рамках существующего спроса на нарождавшийся рок-н-ролл, Чаз и компания позволили Оззи себя уговорить и записали два ритм-н-блюзовых сингла, вышедших впоследствии на культовом сборнике Rock’n’Roll (Regent MG-6015, 1955), тем более что музыканты и впрямь баловались этим делом, аккомпанируя локальной знаменитости Расти Брайанту.
Но затем музыканты вежливо сказали: мы вообще-то джаз играем. И в сентябре 1955-го отправились в студию впоследствии великого звукорежиссера Руди Ван Гельдера, где и был записан материал единственного альбома Чаза Алфреда как лидера. К Чазу, Хансону и пианисту Чаку Ли присоединились уже известный к тому времени басист Винни Берк и барабанщик Кенни Кларк, единственный из музыкантов, которому суждено было по-настоящему прогреметь в джазовом мире. Альбом, озаглавленный Jazz Young Blood (Savoy MG 12030), на обложку которого парадоксальным образом лидер так и не попал, был тепло встречен критикой и публикой. От этой крепкой работы в духе кул-джаза можно было отталкиваться и идти дальше. К сожалению, никто доселе не удосужился выложить ни одну композицию с него в YouTube — но превью всех пьес можно послушать на странице альбома на allmusic.com:
https://www.allmusic.com/album/jazz-young-blood-mw0000621909
Oбодренный первым успехом и первой пластинкой, Чазз поменял агента и стал активно гастролировать. Но тут Алфред и Хансон начали ссориться, и кончилось все тем, что запланированная на 1958-й запись для крупного лейбла MGM так и не состоялась. Правда, Алфреда как тенориста узнали и оценили в профессиональных кругах, и в том же году он присоединился к биг-бэнду Ральфа Мартери, но ушел и оттуда. Почему? Да попросту потому, что он разочаровался в музыке и музыкальном бизнесе и в 1959-м вернулся в брошенный университет штата Огайо, чтобы наконец получить степень бакалавра в области радио и телевидения.
На этом первая часть истории заканчивается, а сам история прерывается на 34 года, в течение которых, видимо, Чаз брал в руки саксофон — но в свободное от основной работы время, а работал он риэлтером… В начале 1990-х компания Savoy вместе со всем ее творческим наследием была куплена крупным японским лейблом Nippon Columbia. Угадайте, какую запись переиздали японцы сперва на виниле, а затем — в первом же пакете CD? Правильно — Jazz Young Blood (Savoy/Nippon Columbia, 1993, SV-0211).
Сам Чаз, понятное дело, об этом не знал — вплоть до того момента, когда диск был куплен его братом Эдом и подарен на день рождения. Сказать, что Чазз был шокирован, — не сказать ничего. Для него сама запись альбома, саксофон и джаз вообще давным-давно стали забытым эпизодом — а тут такой сюрприз! Чарлз думал три года, а на четвертый купил саксофон, позанимался, восстановил дыхалку и прочие качества, а в конце 1997-го собрал биг-бэнд (29 человек, между прочим, и старый друг Ола Хансон в их числе!) и записал новый диск — спасибо местной компании, которая стала спонсором.
Казалось бы, ура, можно ставить точку. Но, во-первых, на новом диске совсем не было авторского материала: он состоял из инструментальных версий знакомых всем и каждому песен Фрэнка Синатры и назывался Here’s to Ol’ Blue Eyes. Во-вторых, те, кто этот альбом слышал, говорят, что запись слушается весьма провинциально. В общем, диск же стал презентационным подарком для клиентов возглавляемой Алфредом риелторской компании Chuz Alfred & Associates Real Estate… Время от времени Чазз собирает тот большой состав, получивший название Bone-A-Fide Swing, и выступает на городских площадках. Во всяком случае, еще в 2013-м собирал.
Стоит у меня на полке тот альбом 1955 года, а за ним — такая вот история. Был момент у человека в жизни, когда он мог стать… ну не Колтрейном, например, но свое бы место занял. А с другой стороны, сколько джазменов в 50-е погибли от разных сопряженных с джазом хвороб? Сколько не вышло в Колтрейны, оставшись никому не известными, разочарованными в жизни лабухами? А тут — неплохо прожитая, спокойная жизнь, солидное положение в обществе, наверное, дети, внуки, саксофон на полочке, диск на другой, бинго по выходным… В общем, «как мне ни жаль, ей-богу, я не знаю, где здесь мораль» (с)Майк Науменко. Только диск, как мгновенный фотоснимок куска эпохи, стоит на полке.